эту зарисовки послал редакторам вашей газеты, но не знаю напечатают или нет, поэтому - тут... :))
Искандер Шакиров (Ихтик), выпускник Института права 2003 г., сейчас учится в аспирантуре философского факультета БашГУ. http://ihtik.lib.ru/ihtik/
Ухватившись за поручень, я в трамвае еду на экзамен. Не спал ночь. Под мышкой у меня Уголовный кодекс Российской Федерации с вложенной внутрь зачётной книжкой и Закон об оперативно-розыскной деятельности. Экзамен по уголовному праву и процессу. Я растрёпан и не брит, заспанные и красные глаза. Потёртая кожаная куртка а-ля чекист НКВД. Пассажиры смотрят на меня с пугливым и уважительным интересом, видимо, из-за кодекса. Только один раз бывает такое в жизни. Сидишь на неторопливой лекции, не хотел приходить, но хорошо что пришёл. Полусонные лица, время – после обеда. Весна. Она жмурится, будто бы пытаясь уклониться от лучей солнца, бьющих ей прямо в лицо, но всё равно позволяет ласкать себя. Я так удачно сел, что мне видно всё в этом преломлении: как переливается и блестит золотистая шёрстка на её щеках, носу и шее, какие ложатся тени от ресниц. Красивейшая интимность между звездой и человеком. Мне даже начинает казаться, будто я слышу, как она медленно и глубоко дышит. Открытый белый лоб. Профессор сказал что-то смешное и пикантное, аудитория оживилась и она тоже, слегка наклонив голову от смущения, улыбается, не открывая глаз. Вот она слегка облизывает губы, которые тут же начинают блестеть. Руки сложила на груди, нежится в лучах. И, ах, что за прелесть! она – левша, господи, как мило. Вдруг она замечает какую-то букашку, торопливо ползущую по парте, глаза у неё по-детски загораются. Она осторожно и незаметно протягивает свою белую ладошку, чтобы насекомое забралось на неё, но букашка, при виде пальчиков, резко замирает. Девушка тоже сразу же смутилась и поспешила извиняюще убрать руку с края парты, как-то вся собралась, покраснела, повела плечами, будто уличённая в чём-то постыдном. У неё – туфельки-лодочки. Хочется почесать ноготком. Быстрей бы. А, может быть, и нет. Говорил. Потом. Принципы. И как только не надоест. Хватит ли? Глупости всё это, конечно. Ничего не решает... Такое бывает только раз...
Идёт серьёзная лекция. Слышно даже шуршание ручек по тетрадям. Лекционный зал, 2-ой этаж, 207 аудитория. Во всём институте идёт ремонт. Из окна видны строительные леса, на которых стоят двое рабочих. Немного поодаль на голой ветке дерева зацепилась алая ленточка, завязанная бантиком, видимо, от чьего-то подарка. Те рабочие, кажется, штукатурят. У обоих явная южная внешность. Один уже поседел, другой же – довольно молод. Вот пожилой узбек положил свой инструмент на доски, закурил. Я перевожу взгляд поверх голов пишущего зала, и вижу, что одна голова не пишет. Это девушка, она о чём-то задумалась глядя в окно. Я останавливаюсь на ней, и замечаю, как её глаза невольно скользнули в соседнее окно, где сидит курящий. Сидящий тоже любопытно начинает оглядывать студентов. Их глаза встречаются. Они некоторое время смотрят друг на друга, потом он как-то торопливо вдруг улыбается и тут же подмигивает ей. Девушка тоже как-то неловко улыбается, осторожно убирает свой взгляд с него, так же осторожно оглядывает своих соседей. Потом она снова, возвращаясь к нему, взглядом зацепляет фигуру лектора и в эту же секунду лектор перестаёт говорить. Она понимает, что он всё видел, когда диктовал предложение. Профессор продолжает молчать, опустив глаза в свои бумаги. По рядам проносится шелест выпрямляющихся туловищ. Когда через некоторое время ей опять удаётся посмотреть в окно, там уже никого нет. Она не может сдержать улыбки, думая о смешной шапочке, как у лыжников, и рваном свитере.
Сижу на лекции, пытаюсь пересилить сонливость, читаю пожелтевшую книжку Чехова, один из его самых грустных рассказов. ...международные механизмы защиты прав и свобод человека и гражданина... Лектор-татарин, по совместительству какой-то важный чиновник в республиканском правительстве, видит мою книгу, но он интеллигент. Впереди меня сидит студенческая супружеская пара. С девушкой я когда-то дружил на первом курсе. Она угощала меня горшочками собственного приготовления, гордилась ими. Подарила мне свои серёжки из можжевельника на память, когда их потрёшь в руке, они начинают испускать аромат. Они и сейчас лежат у меня в столе. У них уже есть сын и в университете они всё время ходят за ручку. Лектор читает из газеты постановляющую часть какого-то решения Гаагского Европейского Суда. Парень впереди внушает уважение своей спокойностью и молчаливостью. Вдруг он как-то оживает, резко наклоняется к своей молодой жене и шепчет ей: «А я уже читал эту статью, это Российская газета, вчерашний номер. Я читал это решение, да, да. «Девушка не смотря на него быстро кивает головой. Он уже медленно выпрямляется и снова слушает татарина. Девушка косится на него неодобрительно, но с любовью.
Во время студенческой сессии всё так же, как во время революции. Непрекращающаяся спешка, целый день на ногах, бессонные ночи, бесконечные переговоры по телеграфно-телефонной связи... Я невыспавшимся полковником хожу и отдаю самому себе приказы. Когда человек спит крепким сном, его будят, а он вставать не желает, а хочет только дальше продолжать спать, такой человек может в полусне пойти на чудовищные уступки, обещания и договоры в пользу будящего его, лишь бы только поспать ещё минутку.
Сижу часами в коридорах в ожидании когда у меня примут зачёт или экзамен. Сердце, конечно, уже не бьётся от волнения, как это бывало на первых курсах. Есть только раздражительность на то, что приходится так много времени тратить на ожидание, чтобы исполнить формальный ритуал. Я сижу в коридоре, облокотившись спиной на холодную стену. Девушки с младших курсов идут, раскачиваясь. Они никогда не читают объявления на ELSA-стенде. Они только чуточку тронут меня своим взглядом свысока и тотчас делают вид будто живут не в одном со мной мире, вернее, с такими как я. Шлейфы благоухающих духов тянутся за ними. Через несколько лет они перестанут так тщательно следить за собой и тоже станут внешне незаметными и серыми, как я сейчас в своём старомодном свитере. В день моего рождения СССР официально присоединилась к Женевской конвенции о запрете рабства, ратифицировав её.
Звоню другу – бывшему сокурснику по юрфаку, чтобы пригласить его на философские посиделки в университете на нашей кафедре. Несмотря на поздний час, говорят, что он всё ещё на работе. Звоню в прокуратуру, там же мне преспокойно буднично сообщают, что он «выехал на труп».
Ихтик сентябрьский номер уже свёрстан и на днях будет напечатан, но в следующем, я уверен, обязательно будут опубликованы. P.S. не ожидал прочитать что-либо подобное здесь... приятно удивлён...
«и о девушках ещё на них нужно смотреть не когда они сидят на лекциях, а когда они выбирают себе джинсы в магазине, когда выходят из автобуса, когда их рвёт от алкоголя...» собирала я и собираю по крупицам тебя, делает это меня и радостней, и задумчивей; восхищение мое и... как можно таким вошебным-то быть? и джулка тоже.. думаю, чертовски повезло мне - оччень большая вероятность была не пересечься, просто мимо пройти.. спасибо.
Про джинсы?.. Хм. :-/ Кто угадает где происходило действие - тому морожение. Сразу говорю, что не ХБК.
Сестра заходит ко мне в комнату и, глядя на свои ноги, смущённо спрашивает: «Ну как, так нормально?» Объясняет, что ей захотелось чёрные колготки в сеточку, вот она и купила такие. Я говорю, что они как у проституток, она, улыбаясь: «Я знаю». Мы оба смеёмся. Потом начинаем вместе рассматривать её новые туфельки, которые пахнут ракетками для бадминтона и валанчиком. Потом она увлекла и меня на базар. Я ходил меж торговых рядов, задевал висячие на вешалках одежды, оттенки соскучившихся запахов. Молоденькая девушка-купчиха отрывается от книги, когда мы подходим к её столу и начинает нам дружественно улыбаться. Ну зачем она смотрит мне прямо в глаза, ведь я так ничего не смогу у ней купить! Мужские плотные cotton джинсы, чёрные, нет, без шёлка. «Давайте померим талию, приподнимите свитер» – привычно просит она и тут же тянется ко мне. Я делаю глубокий вздох и сжимаю скулы, мне ужасно неловко, к тому же везде вокруг ходят люди, но её проворные руки уже обхватили меня и взяли в измерительную петлю сантиметровой ленты. «Что такое?» – спрашивает она удивлённо. «Щекотно» – ещё больше смутившись, отвечаю я. Почему-то я всегда чувствую себя ужасно дурно насчёт покупки, примерки и т.д. одежды. Это примерно так же, как стыдно кушать домашнюю пищу в присутствии незнакомой девушки. Мне даже кажется, что это берёт свои корни в моей деликатности в разговорах с людьми. Но зато мне ужасно нравится конкуренция купли-продажи на этих огромных рынках, когда только и делаешь что вертишь головой и уже другой продавец предлагает тебе свой товар. Чувство независимости, свобода абсолютного выбора среди бесчисленных альтернатив, плюрализм, то есть. Примерно то же, когда перебираешь каналы кнопками на пульте от телевизора, если не нравится то, что там идёт; каналов много и поэтому испытываешь какое-то ощущение власти противоречить чьему-то желанию. К женщинам-торговкам со злым лицом я никогда не подхожу. «И почему ты зациклился на чёрном цвете, у тебя и так всё чёрное, уф, пессимист». Да, перебирая телепередачи или даже радиоканалы, я стараюсь найти что-нибудь по возможности грустное, чтобы на том выключить всё и уйти, задумчив. На рынках одежды все продавцы – женщины, на автомобильных – толстые загорелые мужики.
Сегодня мало живых людей, всё больше изображённых на плоскости. Старался не задевать покупателей-обывателей в сутолоке да на вульгарном базаре. Удушье толпы. Однако, только одна картинка осталась нетронутой – и только эти жалкие торгашки могли повесить это среди своих второсортных тряпок – небольшой плакат, на котором небывалая девушка вся в обтянутой джинсе, такая уютная, удобная и аккуратная. Государственный магазин (такие ещё сохранились в нашей милой отдалённости). В обувном отделе я коварно вдыхаю несравнимые запахи заморской кожи и каучука. Осторожно и с опаской трогаю вороватыми пальцами лакированные туфли на стеллажах. Как я мог так неосторожно забыться, впрочем, всё равно. Засмотрелся на большую картонную вывеску-рекламу – увеличенная фотография парня с девушкой, совсем не таких журнально и телевизионно типических, а как-то неуловимо единственных, делающих этот магазин центром чего-то... стоящих на коленях оба с засученными рукавами, обнявшись, они улыбаются не друг другу, а как бы каждый самому себе. Почему-то, я бы не сказал, что они счастливы, потому что... не знаю почему, но это что-то другое, что, собственно, и приковало мой взгляд и ввергло меня в столь опасное и столь приятное забытьё. Сложное разворачивается медленно, оно хранится в себе, как улитка. Тени секунд соломенных, соломенных не суетливы, тени вещей не неподвижны. Вот я уже возвращаюсь в сей мир и крайне неприятно предчувствую, что кто-то заметил мой цепенелый транс. Только молодая продавщица от удивления не сразу отводит глаза, когда я посмотрю на неё уже нормальным взглядом. На груди у неё маленький крестик, а в волосах французская заколка в виде морской раковины. Только теперь я замечаю, что где-то в магазине играет громко музыка: «Кто-о, кто-о, придумал эту любовь, заставляя жить как в последний раз и не отпуская тебя и меня?..» Уходя из этого обувного отдела, куда я завернул-то всего на минуту, я замечаю не увиденную мной до этого надпись под гипнотической вывеской: «Не уходи, мне хорошо с тобой...» Мне совершенно не улыбается описывать эту шмоточную суету и я совсем не похож на одного моего друга, с которым лучше всего ходить по магазинам, так как он «знает толк» в вещах одежды и у него отменный вкус. Но зато ему ничего скажет жест руки, претендующий на какую-то даже элегантность, когда она с серьёзным видом поправляет свою дурацкую шапочку, вернее просто дотрагивается до неё. Но что же мне описывать тогда или совсем ничего не делать? просто я смотрю на то как одна из миллиардов жизни расточается где-то в средней полосе России, куда она заброшена волею судьбы, но где бы она не оказалась, всё равно... Ведь я особенный, я не хочу принимать в этом своего дурацкого участия, я отстранён. Экспедиция на Марс, но и там бытие определяет сознание. Сколько жизни и смерти напрасной я забуду в засвеченную, засвеченную навсегда секунду, секунду, столь бессмысленную, сколь и согласную с миром – всё увижу и всё забуду. Шёлк секунд отдают бесплатно мне торговые точки, как и я дарю никому и в никуда свою неразменную... А ты открываешь шкафы недель, тебе солнце дарит календари. Помни всегда, человек никогда не имеет, ибо человек никогда не есть. Мы всегда и всего лишь приобретаем или теряем. Деревянное время проходит. Этот день опускается к полу. Медленно размещает ночь города. Время уходит (ставить запятую или нет?) не больно. Настоящая жизнь – это не то, что...
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Рейтинг:
0
Отправлено: 28.04.06 22:19. Заголовок: Re:
ваще интересно...тебе бы романы писать!особенно понравилось,как реалистично написано про девушку-сразу представляешь ее...она худенькая, с большими как блюдца глазами,ее рыжеватые локоны нежно ложатся на плечи....взгляд ее наивен и тем более привлекателен,про таких говорят "девушка-загадка"....
Все даты в формате GMT
5 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Хорошо, что у тебя есть время--ожидаем... 
давай ещё если не жалко. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума